ReadMe.txt. Страница 2
7305
@bookswithklishin
Привет. Меня зовут Илья Клишин, @vorewig. Я шеф сайта Дождя. Тут я пишу про книги, которые читаю
-
ReadMe.txt
🛂 ― Наши внуки никак не поймут вот этой чепухи с визами, ― говорил Подтягин, благоговейно рассматривая свой паспорт. ― Никак не поймут, что в простом штемпеле могло быть столько человеческого волненья… Как вы думаете, ― вдруг спохватился он, ― мне теперь французы наверное визу поставят? ― Ну конечно, поставят, ― сказал Ганин. [В. В. Набоков. Машенька (1926)] -
ReadMe.txt
🍒 Читаю сейчас книгу по истории русской кухни, и среди прочих блюд авторы там разбирают кисель. С целью достижения вау-эффекта они приводят фрагмент из какой-то третьеразрядной прозы XIX века, где герои режут кисель и едят его кусками, даже давятся им. Тот факт, что кисель мог быть густым до состояния квази-мармелада не произвел, признаюсь, на меня должного эффекта не шокировал в полной мере. Но я полез читать больше про кисель (надо же что-то делать в полуночный час, если не листать сторис бессмысленно) — и смотреть фотографии того, как он выглядел. И постепенно меня накрыл подлинный вау-эффект. Я осознал, что кисель в своей основной версии никогда и не был фруктово-ягодным и ярко-цветным: розовым, малиновым, сиреневым. База это зерновой кисель белесо-грязного или желтоватого цвета (овсяный, гороховый и проч.) А все сладкие кисели распространились уже в конце XIX века с появление дешевого картофельного крахмала — и совсем уже популяризировались в советское время. Я-то все это время жил в своих воспоминаниях из 1993 года, когда в детском саду давали печенье и кусок сливочного масла (надеюсь, что это было масло), а также из огромной кастрюли наливали черпаком кисель. Интересно все же, как работает наше восприятие. Все это время мне не доводилось рефлексировать на этот счет и при слове кисель я все представлял те кружки из сада «Катюша» с цветной жижей, после которых я шел по заброшенной промзоне домой, чтобы узнать, что Влада Листьева убили. И еще эти брикеты, которые можно было грызть. А ведь правда все это время была рядом. Молочные реки, кисельные берега — они же, черт возьми, не розовые и не жидкие! У Маяковского разве это про фруктовый кисель было? Как вам не скушно в облачный кисель ежедневно обмакивать раздобревшие глаза? У Бродского вот здесь какой цвет? Замерзший кисельный берег. Прячущий в молоке отражения город. У Андрея Белого в книге, которую я читал, совсем уже на поверхности: Дома — охровый, карий, оранжево-розовый, палевый, даже кисельный, — цветистая линия вдаль убегающих зданий, в один, два и три этажа. У Короленко: Грязь и прежде была не высохши, а тут до того развезло — просто кисель, не дорога! В дневниках Николая II: … на улицах вместо снега грязный кисель. Однако же прежде я все это пропускал, продолжая думать, что кисель бывает только сладким. Сомневаться надо в каждом слове. Думать о нем. Переосмыслять. А уж наш постсоветский опыт — прежде всего. -
ReadMe.txt
Помните, в мультфильме про Простоквашино была шутка про Крузенштерна, «человека и парохода»? Это отсылка к Маяковскому (что относительно широко известно) и к драматической перестрелке в поезде Москва – Рига (что известно куда меньше). В повести Эдуарда Успенского «Зима в Простоквашино» этого гэга вообще нет. Приведу это место полностью. «Он о красоте думает! А о нас кто подумает? Антон Павлович Чехов? Да? Или Федор Иванович Шаляпин? Почтальон Печкин спрашивает: — Разрешите поинтересоваться. Кто это такой Антон Павлович Чехов будет? — Не знаю, — отвечает Матроскин. — Только так пароход назывался, на котором мой дедушка плавал. — А кто такой Федор Иванович Шаляпин? — Тоже не знаю. Так другой пароход звали. — Наверное, один был шахтер прославленный, а второй молотобоец! — решил Печкин. — Или они оба были почтальоны знаменитые. — Я думаю, они были очень хорошие люди, — сказал Шарик, — раз их именем пароходы назвали». Но дело в том, что тут сценарий первичен. Успенский сначала написал его, а только потом на базе сценария сделал очередную книгу. И вот в сценарии же мультфильма у нас нет дедушка Матроскина, а бабушка, нет, как вы помните, Чехова и Шаляпина — но зато есть Крузенштерн. И фраза «человек и пароход». Она, то есть эта фраза, почти дословно, только инверсивно, повторяет название стихотворения Владимира Маяковского «Теодору Нетте, пароходу и человеку» (1926). Это одно из поздних «политических» и потому не самых сильных стихотворений Маяковского, хотя здесь он пишет о своем покойном приятеле и в тексте встречаются действительно сильные сравнения — например, круглые иллюминаторы парохода напоминают очки Нетте. Но кто же такой Нетте? Теодор Нетте (Theodors Nete) это латышский революционер 1896 года рождения и весьма скромного образования — всего четыре класса. Он совершил стремительную карьеру. В 20 лет его судили вместе с отцом за саботаж поставок сапогов в царскую армию. В 21 (то есть уже в 1917) он уже был в подполье после того, как немцы заняли Ригу. Еще через полгода он в Петрограде, где (внезапно!) возглавляет отдел виз в новом дипломатическом ведомстве, Наркоминделе. Но в дипломатах не сидится: он еще успел съездить политруком к латышским стрелкам, которые пытались провозглавсить «советскую республику» в Елгаве, а также немного повоевать на южных фронтах Гражданской. В феврале 1926 года дипломатический курьер Нетте вместе с коллегой эстонцем Иоганном Махмасталем ехал в поезде Москва – Рига. Они услышали шум в коридоре: неизвестные с оружием в руках требовали от проводника показать нужное купе. Курьеры попытались забаррикадироваться, но не успели. К ним ворвались. Нетте стрелял с верхней полки и убил нападавшего (позже в нем опознают гражданина Литвы по фамилии Габрилович). Но ответным огнем был застрелен и сам. Его эстонский коллега был ранен, но сохранил почту и довез ее до Риги. Другой нападавший (тоже Габрилович) скончался, поэтому полиция и прокуратуры Латвии развели руками: кто и зачем нападал так и непонятно. СССР сильно возмущаться не стал: в газетах дежурно писали про происки белоэмигрантов, назвали пароход именем Нетте, Маяковский опять же написал стихи. А потом мем «человек и пароход» зажил своей жизнью. -
Реклама
-
ReadMe.txt
Удивительно современно звучащая история — со счастливым концом, где тиран посрамлен! В 1849 году по требованию царя Николая Первого было арестовано все имущество Александра Герцена и матери Герцена в России. Арестовано неформально, решение суда будет только в декабря 1850 года. Причина очень проста. Герцен активно участвовал в европейских революциях — и отказался вернуться в Россию. Объявленный «вечным изгнанником» (это формулировка вердикта суда) Герцен, тем не менее, нашелся и в этой ситуации. Слово ему самому: «Я познакомился с Ротшильдом и предложил ему разменять мне два билета московской сохранной казны [под залог имения]. Дела тогда, разумеется, не шли, курс был прескверный; условия его были невыгодны, но я тотчас согласился». Герцен успел получить часть денег. На них, по совету все того же Джеймса Ротшильда, он «купил себе американских бумаг, несколько французских и небольшой дом на улице Амстердам, занимаемый Гаврской гостиницей». А вот с обналичиванием остальным бумаг возникли проблемы. Когда агенты банкира обратились к российскому правительству, чтобы в свою очередь получить деньги до этим билетам, то они получили отказ на основании того, что имущество арестовано. О разговоре, который состоялся после этого между Герценым и Ротшильдом, мы знаем из работ самого Герцена: «Для меня, — сказал я ему, — мало удивительного в том, что Николай, в наказание мне, хочет стянуть деньги моей матери или меня поймать ими на удочку; но я не мог себе представить, чтоб ваше имя имело так мало веса в России. Билеты ваши, а не моей матери; подписываясь на них, она их передала предъявителю, но с тех пор, как вы расписались на них, этот предъявитель — вы, и вам-то нагло отвечают: Деньги ваши, но барин платить не велел». Герцен несколько дней так подзуживал банкира. Даже описывал российскую политику фразой «казацкий коммунизм» В итоге Ротшильд решил надавить на Петербург, потому что оказалась затронута его репутация, а он в это время предоставлял займы российскому правительству. Добившись аудиенции у министра иностранных дел Российской империи графа Нессельроде, банкир фактически вынудил правительство Николая выплатить сравнительно малую сумму, ради получения сумм куда более серьезных, а Герцен получил свои деньги, на которые позже и открыл ту самую вольную типографию, где печатался «Колокол». Можно даже сказать, что царь профинансировал «Колокол» -
ReadMe.txt
В 1859 году у Петра Долгорукова во Франции вышла книга «Правда о России». Исследователь знатных родословных и человек из самого высшего связь князь выступал своего рода профессором Соловьем своего времени. Где-то преувеличивая немного (а где-то и много!) он вывалил перед публикой грязное белье Петербурга: кто с кем спал, кто чей внебрачный сын и от кого. Князю Долгорукову после этого поступил вызов вернуться на родину. Тогда он написал письмо и отправил его шефу Третьего отделения. Вот оно: Вы требуете меня в Россию, но мне кажется, что зная меня с детства, вы могли бы догадаться, что я не так глуп, чтобы явиться на это востребование? Впрочем, желая доставить вам удовольствие видеть меня, посылаю вам при сем мою фотографию, очень похожую. Можете фотографию эту сослать в Вятку или в Нерчинск, по вашему выбору, а сам я — уж извините — в руки вашей полиции не попадусь и ей меня не поймать. У Долгорукова в России оставался сын. Князь угрожал «сокрушительными разоблачениями» в случае, если против того начнут репрессии. Сына не тронули, но пытались опорочить вип-оппозиционера по-другому: в околоправительственной прессе активно распространяли слух, что именно Долгоруков написал подметное письмо, которое стало причиной последней дуэли Пушкина (уже в 1980-х годах окончательно доказали невиновность Долгорукова). -
ReadMe.txt
К обсуждению Солодникова. Вместо колонки — небольшая заметка на полях. Делает ли культура (чтение книг, посещение музеев, филармоний, картинных галерей) человека хорошим? Уменьшает ли все это вероятность войн? Нет и нет, к сожалению. Боссы нацистов тоже ходили в музеи и читали Шиллера. «Хорошим» человека делает эмпатия. Понимание, как плохо может быть другому. Да, эмпатию могут развить книги. Но могут и не развить. Есть очень начитанные люди, напрочь глухие к боли и страданиям других людей. -
ReadMe.txt
Всем привет! Небольшое объявление — как вы могли заметить, этот канал почти не обновлялся с начала войны. Сначала я физически не мог сюда писать, потом было как-то не до этого. Я решил продолжить писать сюда, как раньше, но будет одно отличие. Я завел еще и патреон. Нет, все материалы здесь останутся бесплатными, хотя я и постараюсь для патронов писать что-то дополнительное — в том числе и «на заказ». Патреон я завожу для того, чтобы наполнить это свое хобби смыслом. Все полученные деньги (если такие будут, конечно), я обещаю направлять украинским беженцам. Я пока разбираюсь с патреоном (подписываться уже можно тут) и изучаю разные фонды и волонтерские группы, чтобы точнее рассказать, куда пойдут деньги. Ждите новостей! -
ReadMe.txt
«А между тем каждый лишний день уносит сотни людей. Нервы, что ли, у меня так устроены, только военные телеграммы с обозначением числа убитых и раненых производят на меня действие гораздо более сильное, чем на окружающих. Другой спокойно читает: «Потери наши незначительны, ранены такие-то офицеры, нижних чинов убито 50, ранено 100», и еще радуется, что мало, а у меня при чтении такого известия тотчас появляется перед глазами целая кровавая картина. Пятьдесят мертвых, сто изувеченных — это незначительная вещь! Отчего же мы так возмущаемся, когда газеты приносят известие о каком-нибудь убийстве, когда жертвами являются несколько человек? Отчего вид пронизанных пулями трупов, лежащих на поле битвы, не поражает нас таким ужасом, как вид внутренности дома, разграбленного убийцей? Отчего катастрофа на тилигульской насыпи, стоившая жизни нескольким десяткам человек, заставила кричать о себе всю Россию, а на аванпостные дела с «незначительными» потерями тоже в несколько десятков человек никто не обращает внимания?» Всеволод Гаршин, «Трус» -
ReadMe.txt
Шварц, «Убить дракона». Мальчик: Мама, от кого дракон удирает по всему небу? Все: Тссс! 1-й горожанин: Он не удирает, мальчик, он маневрирует. Мальчик: А почему он поджал хвост? Всe: Тссс! 1-й горожанин: Хвост поджат по заранее обдуманному плану, мальчик. -
ReadMe.txt
И о корнях проблемы. Отрывок из «Рудина» Тургенева, 1855 год: — Это что еще? хорош поэт! — возразила Дарья Михайловна, — разве вы знаете по-малороссийски? — Нимало; да оно и не нужно. — Как не нужно? — Да так же, не нужно. Стоит только взять лист бумаги и написать наверху: «Дума»; потом начать так: «Гой, ты доля моя, доля!» или: «Седе казачино Наливайко на кургане!», а там: «По-пид горою, по-пид зелено’ю, грае, грае воропае, гоп! гоп!» или что-нибудь в этом роде. И дело в шляпе. Печатай и издавай. Малоросс прочтет, подопрет рукою щеку и непременно заплачет, — такая чувствительная душа! — Помилуйте! — воскликнул Басистов. — Что вы это такое говорите? Это ни с чем не сообразно. Я жил в Малороссии, люблю ее и язык ее знаю… «грае, грае воропае» — совершенная бессмыслица. — Может быть, а хохол все-таки заплачет. Вы говорите: язык… Да разве существует малороссийский язык? Я попросил раз одного хохла перевести следующую, первую попавшуюся мне фразу: «Грамматика есть искусство правильно читать и писать». Знаете, как он это перевел: «Храматыка е выскусьтво правыльно чытаты ы пысаты…» Что ж, это язык, по-вашему? самостоятельный язык? Да скорей, чем с этим согласиться, я готов позволить лучшего своего друга истолочь в ступе… -
ReadMe.txt
― Только, извините меня, ваше замечание напоминает мне торжествующие указания наших несчастных журнальцев во время Крымской кампании на недостатки английского военного управления, разоблаченные «Тэймсом». [И. С. Тургенев. Дым 1867] -
ReadMe.txt
Кто мог сказать про Толстого: «Лев Николаевич мне завидует»? Даже как-то и не приходит на ум сразу никто. Тем не менее, такой человек жил в конце XIX века. Звали его Иван Семенович Ивин. Это был писатель и поэт. Важно пояснить, что наряду с высокой литературой, которую мы теперь знаем по школьной программе, в XIX веке в России параллельно существовала так называемая «лубочная литература», ориентированная на самых простых людей. Это было что-то среднее между комиксами, народными сказками и беллетристикой. Многие крупные издательства, включая, например, Сытина, издавали огромные тиражами эти лубочные книга, тогда как знакомые нам с детства романы и повести расходились тиражом в несколько тысяч экземпляров. Для этого в промышленных масштабах искали авторов, которые готовы были бы писать тексты для «народа», и Ивин был одним из главных ремесленников-подрядчиков. Он написал больше (!) ста книг не только для Сытина, но и для других издателей. Ивин родился в семье грамотного крепостного крестьянина, который служил кассиром у помещика. Поэтому Ивин печатался под псевдонимом Н.Кассиров. Интересна история его знакомства и общения с Львом Толстым (в сторону замечу в трилогии про «Детство» тоже были Ивины). Познакомились они в 1887 году, когда Ивину было всего 20. Толстой тогда записал в дневник: После обеда Ивин. Пишет жизнь Христа. Замечательный человек. Вот образец того, как челов[ек] с призваньем выбьется ото всюду. Только не будь нашего ложного просвещенья, они бы сделали больше. Через два года они продолжили общаться. Виделись часто, чуть ли не каждый день. Говорили о православии. Постепенно интонация в дневниках Толстого меняется. Вот характерная запись: «Ивин все пристает с православием». В кругу друзей Ивин говорил: «Я заставлю Льва Николаевича быть православным!» Толстой в свою очередь начинал сердиться. Вот как это описывает сам Ивин: Он меня несколько раз рекомендовал своим знакомым как замечательного богослова и самого плодовитого писателя, которого читают миллионы русского народа, и при этом говорил, что «Вы могли бы проводить с успехом истинное христианское учение в народ, даже более, чем я сам, потому что меня меньше читают в народе». А я ему говорил, что я именно и провожу истинное православное учение, а ваше учение не истинное». По этому поводу Амфитеатров в «Новом времени» справедливо заметил, что Лев Николаевич завидует мне, и зависть эта «имеет резон; ибо если Саула — Толстого читают тысячи, то Давида — Ивина читают тьмы». В общем, все кончилось тем, что Толстой однажды взорвался, сказал убедить им друг друга не удастся и прогнал Ивина. Ивин же позже стал учителем и даже священником. И умер в 1918 году (как именно, неизвестно). -
ReadMe.txt
Письмо Антона Чехова, где он описывает донецкую дорогу в родной Таганрог — мимо Дебальцева, Славянска, Лисичанска, Луганска и проч. Обратите внимание, что он пишет про местных жителей 
-
ReadMe.txt
Самое время открыть последнюю страницу пушкинского «Бориса Годунова»: Народ в ужасе молчит. Что ж вы молчите? кричите: да здравствует царь! Народ безмолвствует. Конец. -
ReadMe.txt
В 1869 году вышли «Сочинения» Тургенева, на тот момент живого классика. Ивану Сергеевичу слегка за 50, его на литературном Олимпе теснят Толстой и Достоевский, критика и публика не очень благосклонно приняли его «Дым», сочли его, как сказали бы сегодня, скорее бумерским брюзжанием. Тургенев обращается к прошлому. Для собрания сочинений он пишет литературные воспоминания — о Жуковском, Лермонтове, Крылове и других. Начинает, конечно, с Гоголя. Рассказывает, как ездил к ужасно осунувшемуся Гоголю на Никитский бульвар (называя его, правда, почему-то Никитской) в 1851 году, как через полгода сел на месяц за некролог Гоголю, запрещенный цензурой и после сослан в орловское поместье. Уточняет: «Но все к лучшему; пребывание под арестом, а потом в деревне принесло мне несомненную пользу: оно сблизило меня с такими сторонами русского быта, которые, при обыкновенном ходе вещей, вероятно, ускользнули бы от моего внимания». После Тургенев делает интересную оговорку. Он-де и сам забыл, что вообще с Гоголем познакомился сильно раньше, когда Тургенев слушал лекции Гоголя (!) по истории. Приведу этот кусок целиком: Уже дописывая предыдущую строку, я вспомнил, что первое мое свидание с Гоголем происходило гораздо раньше, чем я сказал вначале. А именно: я был одним из его слушателей в 1835 году, когда он преподавал (!) историю, в С. -Петербургском университете. Это преподавание, правду сказать, происходило оригинальным образом. Во-первых, Гоголь из трех лекций непременно пропускал две; во-вторых, даже когда он появлялся на кафедре, — он не говорил, а шептал что-то весьма несвязное, показывал нам маленькие гравюры на стали, изображавшие виды Палестины и других восточных стран, и все время ужасно конфузился. Мы все были убеждены (и едва ли мы ошибались), что он ничего не смыслит в истории — и что г. Гоголь-Яновский , наш профессор (он так именовался в расписании лекций), не имеет ничего общего с писателем Гоголем, уже известным нам как автор «Вечеров на хуторе близ Диканьки». На выпускном экзамене из своего предмета он сидел, повязанный платком, якобы от зубной боли — с совершенно убитой физиономией — и не разевал рта. Спрашивал студентов за него профессор И. П. Шульгин. Как теперь вижу его худую, длинноносую фигуру с двумя высоко торчавшими — в виде ушей — концами черного шелкового платка. Нет сомнения, что он сам хорошо понимал весь комизм и всю неловкость своего положения: он в том же году подал в отставку. Это не помешало ему, однако, воскликнуть: «Непризнанный взошел я на кафедру — и непризнанный схожу с нее!» Он был рожден для того, чтоб быть наставником своих современников; но только не с кафедры. Гоголь действительно год — с 1834 по 1835 гг. — занимал должность адъюнкта по кафедре истории Петербургского университета. Гоголю было чуть меньше 25. Любопытно, что сохранилась программная записка Гоголя «О преподавании истории». В ней он предлагаем писать учебники по истории по сути как художественные книги, смотрите сами: Интерес необходимо должен быть доведён до высочайшей степени, так, чтобы слушателя мучило желание узнать далее; чтобы он не в состоянии был закрыть книгу или не дослушать, но если бы и сделал это, то разве с тем только, чтобы начать сызнова чтение; чтобы очевидно было, как одно событие рождает другое и как без первоначального не было бы последующего. Только таким образом должна быть создана история. Описывает Гоголь и каким должен быть учитель: Слог профессора должен быть увлекательный, огненный. Он должен в высочайшей степени овладеть вниманием слушателей. Если хоть один из них может предаться во время лекции посторонним мыслям, то вся вина падает на профессора: он не умел быть так занимателен, чтобы покорить своей воле даже мысли слушателей. Однако, если верить воспоминаниям Тургенева, у самого Николая Васильевича выполнить эту программу не очень получилось! -
Реклама
-
ReadMe.txt
Сколько платили русским писателям в журналах, в рублях за печатный лист (из материалов книги Рейтблата «От Бовы к Бальмонту…». Бирюзовым отмечен школьный канон, розовым — писательницы. Классическая наша литература была «журнало-центрична», то есть рассказы и романы сперва выходили в журналах и только потом отдельными книгами; именно гонорары в журналах, а не тиражи как сейчас позволяют сделать замеры популярности авторов. Что можно сказать любопытного про то, что «порешал рыночек»: — Достоевский никогда не был топовым писателем в моменте: в 1860-х его обходит украинская писательница Марко Вовчок с легкостью обходит его вдвое, а в 1870-х — Хвощинская (Крестовский); — В целом женщин достаточно много, почему их нет в нынешнем школьном каноне — хороший вопрос; — Чехов и Горький совершили сумасшедшие скачки по гонорарам; — Из тех, кто хорошо оплачивался, но мало читается сейчас: Писемский, Потехин, Авдеев, Мельников, уже упомянутые Хвощинская и Вовчок, Салиас, Г. Успенский, Авсеенко, Боборыкин, Юшкевич. 
-
ReadMe.txt
В романе Тургенева «Накануне» обратил внимание еще на такую деталь (до этого я искал дом болгарского революционера Инсарова между Поварской и Арбатом): Почтенный этот человек жил не близко: Инсаров тащился к нему целый час на скверном ваньке, да еще вдобавок не застал его дома; а на возвратном пути промок до костей благодаря внезапно набежавшему ливню. Я спросил себя: кто такой «скверный ванька»? И почему с маленькой буквы. Разобраться в этом помогли дореволюционные путеводители по Москве. Если коротко, то до появление агрегаторов такси ситуация с извозчиками была следующая: — одноконные извозчики (эконом), или «ваньки»; — двухконные извозчики или коляски(комфорт), или коляски; — «лихачи» (бизнес) Для понимания. Проезд от вокзала до центра в 1913 году стоил бы вам 40-80 копеек на «ваньке», от полутора до трех рублей в коляске и «существенно больше» на лихаче. Тарифов не было, в каждом случае приходилось торговаться. Но почему извозчики эконом-класса назывались ваньками? Это презрительное прозвище дали им их пассажиры (состоятельная публика) за их происхождение. Это были, прежде всего, отходники из деревень (особенно много зимой). То есть простые деревенские Иваны, которые приехали со своими захудалыми лошадками и в своей оборванной зачастую одежде в город на заработки. Коляски и лихачи от них отличались драматически. Это были профессиональные городские извозчики. К «ванькам» же отношение было, повторю, как минимум пренебрежительное. Вот характерная цитата из воспоминаний современника: Многие не любили рядовых извозчиков («ванек») за их грубость, запрашивание непомерных цен и за приставания с предложением услуг, а лихачей за развязность и за слишком свободное обращение с проходившими мимо биржи женщинами. Слово ванька с маленькой буквы встречается многократно в русской литературе (не только у Тургенева): — у Дельвига («Его конь опенен, его ванька хмелен»); — у Лермонтова («На ваньке приезжал ярыгой, глуп и пьян); — у Достоевского в «Записках из подполья» («Погоняй, извозчик, погоняй! ― закричал я на ваньку»); — у Некрасова («Разве ванька проедет унылый»); — у Чехова есть даже рассказ «Ванька» (не путать с рассказом о Ваньке Жукове); — у Блока («... и ванька тумбу огибая напер на барыню»); — даже у Набокова в стихотворении воспоминаний о Петербурге («убогий ванька, день-деньской на облучке сидящий криво»). В том, что это была скорее оскорбительная кличка, которую можно сравнить в некотором роде с современным называнием гастарбайтеров «джамшутами» с маленькой буквы, можно убедиться по этому пассажу из другого дореволюционного путеводителя: «Изменились и извозчики: стали чище, расторопнее, важнее и сообразительнее. Теперь уже не хватит духа назвать пренебрежительно ванькой! От прежних времен остался только костюм и характерная шляпа». Рефлексировал ли Тургенев, когда называл мужика «скверным ванькой»? Считал это презрением к своему народу? Думаю, нет. Да и друг народа Некрасов не сильно переживал, называя извозчика «унылым ванькой». К Набокову же с его «убогим ванькой» вообще нет вопросов. Он вообще это писал в 1921 году, когда «ваньки» заняли его дом на Большой Морской. -
ReadMe.txt
Вот как сейчас эти дворы выглядят после перестройки 1890-х 