Мехом внутрь
Текст: Елена Пастернак

Мое детство прошло в подмосковном Переделкине, знаменитом писательском городке. С ранних лет мне было ясно, что население нашего небольшого мира делится на тех, кто живет в роскоши, и тех, для кого главное украшение дома – безупречно вымытые окна во всю стену, выходящие в сад. Обе «партии» относились друг к другу с иронией, иногда саркастически язвили, несмотря на внешнюю доброжелательность. В одних домах опасались за имущество, чистили, переставляли, ремонтировали, нанимали охрану из местных, пускали к себе редко и не всех. Даже от нас, детей, не укрылось, что главным занятием владельцев было обслуживание и оберегание роскошных машин, мебели, одежды, аппаратуры. Помню рассказы местных старожилов об ослепительной жизни Валентины Серовой: особняк, заграничные машины, бриллианты, меха и шелка – как и подобало настоящей звезде. А на все расспросы, какая она была в жизни (ведь мы были уже вторым поколением, знавшим наизусть фильм «Сердца четырех»), все отвечали приблизительно одинаково: «Ну, королева! Бассейн прямо в саду, всякая техника, кольца, клипсы, шубы, наряды такие, что глаз не оторвешь». Получалось, что характера за всем этим было не угадать, историй никаких не запомнить, про ее всесоюзную любовь с Симоновым все забыли, о дальнейшей драме ее жизни так и не узнали никогда. Ослепила – и исчезла навсегда.

Другая знаменитость – вечная, переходящая муза Лиля Брик – была нашей соседкой. Ее внешность, образ жизни, интерьер ее дома выдавали главное в ней – неповторимость. Многие богемные и литературные дамы пытались подражать ей, но в лучшем случае это было безрезультатно, а в худшем – комично: слишком подлинным и сильным был образ, созданный ею самой. Она была богата, но никогда в ее одежде или обстановке не было видно и следа типичной потребительской роскоши. Конечно, ее окружало множество дорогих предметов и уникальных картин, шедевров и безделиц, но главная ценность этих вещей состояла не в их рыночной стоимости, а в том, что история каждой из них была тесно связана с историей их владелицы. Рассматривая предметы и приглядываясь к одежде, украшениям и повадкам этой женщины, можно было узнать многие черты ее характера и угадать перипетии судьбы.

У нас дома все было всерьез – работа, любовь, радость и горе. Вещи от этого не отвлекали. Мне понадобилось немного времени, чтобы понять, почему великолепная коллекция камней и минералов в кабинете нашего соседа – не роскошь, а достоинство, а всего-то шесть-семь колец на пальцах другой нашей соседки (с камнями той же природы) – роскошь, к которой стремиться не нужно. На естественные вопросы: «Почему так?» - взрослые отвечали коротко: «Да потому что это излишество». Так постепенно в нас начинал разрабатываться механизм, который помогал и в дальнейшей жизни отделять нужное от лишнего, изысканное от безвкусного, достойное от недостойного.

Теперь мы, взрослые образованные люди с развитым вкусом, знаем, что ведем себя точно по Аристотелю: «Излишество в удовольствиях – это распущенность, и она заслуживает осуждения». Именно поэтому наследники старинных французских шато или английских поместий, в скромных потертых плащиках мехом внутрь и твидовых пиджаках с заплатками на локтях, нам милее и роднее тех, кто узнал о роскоши совсем недавно и еще путает ее с наличием логотипа известной марки и больших нулей на ценнике. Моей знакомой француженке Жаклин Куртене, скромнейшей и обаятельнейшей обладательнице фамильного замка, никогда не придет в голову явиться на деловую встречу или интервью в бриллиантах (а их у нее немало) либо приехать на автомобиле головокружительной марки. Потому что ее наилучшие качества: внимание к собеседнику, образованность, блестящее воспитание и не менее блестящее чувство юмора – прекрасно видны и без бриллиантов.